|
Михаил Сафронов
"Шашки"
на главную
Было седьмое марта, когда встретились два старых друга – Лев Неплох и Сатом Накинуби. Конечно, никакой традиции встречаться седьмого марта у Сатома на работе, а работал он в морге на Детской улице, не было, но друзьям очень хотелось, чтобы в этот вечер всё выглядело именно так. Сатом родился и вырос вдали от этого прекрасного мира цивилизованных людей и цифровой индустрии. До того момента, как он, продав свой дом, свои вещи, свою жену, родителей и детей, приехал в Петербург, он ничего не знал о таком прекрасном празднике восьмого марта. Лев был его единственным другом, но Сатома это радовало, а не огорчало. Лев Неплох превратился для Сатома в проводника – сильного и могучего мужчину, способного открыть все известные ему двери в понимание этого настоящего здесь, которое так сильно отличалось от страшного мира другого материка Сатома. Они сидели на корточках, прислонившись спиной к криво выложенной кафельной плитке, и курили дым. Если посмотреть в маленькое окошко под потолком на противоположной стене, а в такое окошко не смог бы влезть даже ребёнок, то было видно, что за окном идёт снег, как будто всё это слишком большое и неуклюжее для морга здание летит в чёрно-белом космосе навстречу красному огоньку раскуриваемой папиросы. Такая вот снежно-космическая весна.
«Завтра у всех женщин на свете праздник», – сказал Лев и закрыл глаза, может быть, для того, чтобы представить себе всех женщин на свете. Здесь, в этом странном месте, которое зовут Морг (а следовало бы отметить, что Лев всегда был абсолютно уверен, что имена имеют не только люди и их домашние животные, но и всё, что его окружает), он чувствовал себя уютнее, чем на людных улицах ещё белого города. «У всех завтра на свете праздник женщин», – немного грустно повторил Сатом Накинуби. Он вспомнил о своей любовнице, которую так и не хватило силы воли продать, в связи с чем на девятый день пути денег не хватило, и Сатому пришлось просить милостыню в Амстердаме. «А что любовь?..», – промолвил Лев, – «любовь – это…».
Морг – тихое, уютное место. Многие думают, что морг – плохо, Сатом думал, что морг – хорошо. Работы много, потому что надо смотреть за чистотой и порядком, это очень важно, это крайне необходимо. Работать в морге – всё равно, что воспитывать детей. «Давай, сыграем в шашки», – сказал Лев. «В шашки сыграем давай», – ответил Сатом. И они достали с полки видавшую различные виды шахматную доску и литровую стеклянную банку, наполненную до краёв шашками. Как это ни странно, но в морге шашки теряются постоянно, поэтому лучше, чтобы шашек всегда было больше, чем надо, то есть литровая банка до самых краёв. Лев часто приходил к Сатому. Они часто играли в шашки. Это не было традицией, но им хотелось, чтобы это выглядело именно так. Если заглянуть в их прошлое, то, наверняка, можно было бы найти длинные безмятежные ночи, когда они оба, устав от тягот прошедшего дня, спали, укрывшись стихами и песнями их матерей, дочерей и жён. Именно тогда им и снились эти чёрно-белые кругляшки шашек и форма существования, принцип бытия – в поддавки или всерьёз. Здесь-то и заключается эта странность, которая неожиданно для обоих друзей повисла в прохладном воздухе такого уютного помещения. «Ты знаешь», – сказал Сатом, – «подумал вдруг я сейчас, что эта быть партия неожиданной должна…». В маленьком одиноком окошке шёл снег. Лев ответил не сразу. Он встал с пола, выпрямившись и сразу приобретя некую монументальность, подошёл к тумбочке и взял пачку папирос, покрутил её в руках, смотря куда-то в сторону, и повернулся к Сатому. «Я понимаю, о чём ты говоришь», – сказал он. «Чтобы играть всерьёз, нужна хорошая ставка». После этих слов вылетели пробки. Кафельная комната, три ряда столов, способных приходить в движение, потому что ножки этих столов имеют колёсики и это никоим образом не противоречит законам механики, тумбочка, стул и фигуры друзей – всё исчезло в темноте.
Сатом отсутствовал несколько минут, потом вернулся, и они сели играть. «Хорошая ставка, хорошая ставка, хорошая…», – вертелось в голове у Льва. Шашки тем хороши, что играть надо очень быстро, причём немногие догадываются об этом. «Причём не многие догадываются об этом», – мелькнуло в голове у Льва и потом ещё через секунду, – «Надо думать об игре, о ходах, чёрно-белых кругляшках, а не ветряных мельницах, а то, если думать о чёрном китайском лотосе – проиграешь».
Схватка длилась одну минуту и двадцать восемь секунд. Сатом съел последнюю шашку и поднял глаза на друга. Лев Неплох повалился на спину и замер. Сатом подождал зачем-то ещё какое-то время и встал с пола, выпрямившись и сразу приобретя некую монументальность. Он сделал шаг вперёд и наклонился над замершим другом. Лицо Неплоха выражало мысли о чёрном китайском лотосе. Ровно в центре лба, настолько ровно по центру, что у Сатома мелькнула мысль проверить это с помощью сантиметра, была дыра, как от вошедший в голову пули. Кровь не текла, лишь маленькое красное пятно с неровными краями. Сатом подошёл к тумбочке, взял папиросу и закурил. Дым кольцами летел к маленькому одинокому окну на стене.
Потом Сатом Накинуби достал из своего мешка маленькие открытки, поздравляющие с восьмым марта. С помощью тонкого шнурка и ловкости рук Сатом прикреплял открытку к большому пальцу ноги красивой девушки или мерзкой пожелтевшей старухи, и, если посмотреть в его прошлое, можно было бы увидеть точно такую же ночь когда-то очень давно и большой, как земной шар, сон про его будущее, и чёрно-белые кругляшки, ветряные мельницы, ходы и шашки.
2000
alexandrey@rambler.ru
|
